חיים סבתו

Предисловие к русскому изданию Я был юношей, веселым и простодушным, не ведавшим горя и печали. Любил мир и к миру стремился, прилежно изучал Тору в Доме Учения. Но однажды покаянные молитвы Судного Дня в йешиве были прерваны звуком сирены, и с тех пор весь мой мир изменился. Выйдя из Дома Учения, мы в ту же ночь на танках отправились на страшную войну Судного Дня. Близкие друзья, мы знали поименно экипаж каждого танка. На Голанских высотах шла беспощадная битва, танки взрывались один за другим. Повсюду сполохи огня и объятые пламенем солдаты, выпрыгивающие из танков. Сирийцы продвинулись в предгорья Голан. Мы знали — кроме нас, некому их остановить, за нами нет никого. Мы знали — Земля Израиля в великой опасности. Под угрозой само её существование, вековечная мечта еврейского народа об Избавлении. Страх объял наши сердца. В те дни я познал боль, горе и одиночество; но, выпрыгивая из

Роман русского писателя В.В.Крестовского (1840 — 1895) — остросоциальный и вместе с тем — исторический. Автор одним из первых русских писателей обратился к уголовной почве, дну, и необыкновенно ярко, с беспощадным социальным анализом показал это дно в самых разных его проявлениях, в том числе и в связи его с «верхами» тогдашнего общества.

Кто бы мог подумать, что солидная западная фирма «Зодиак» на самом деле является прикрытием для центра шпионажа за странами Восточной Европы? Но у болгарской госбезопасности сомнений нет — сначала сотрудник этой фирмы Карло Моранди пытается возобновить контакты с завербованным американцами еще до социализма болгарским гражданином, а потом в Италии убивают болгарского разведчика Любо по прозвищу «Дьявол», которому было поручено расследовать деятельность Моранди. Теперь расследование продолжает Эмиль Боев, на глазах у которого и был убит его друг Любо. Он не собирается мстить, ведь Боев — профессионал. Но все равно у него с «Зодиаком» теперь еще и личные счеты.

Произведения, входящие в настоящий том, великолепно раскрывают многогранность творческой палитры автора. «Вечерние беседы на острове» переносят читателя в романтический мир островов Полинезии. Повесть «Путешествие внутрь страны» представляет собой воспоминания о путешествии автора на лодке от Антверпена до Парижа. В сборнике «Новые арабские ночи» описания похождений фантастического принца Богемского сменяются таинственной атмосферой «Павильона на холме», яркие картины средневековой Франции уступают место реальным фактам серии злодейских убийств, которые легли в основу повести ужасов «Похититель трупов». И, как всегда у Стивенсона, читателя порадуют напряженная занимательная фабула, живописная образность речи, отточенный стиль.Книга предназначена для широкого круга читателей, особенно для детей среднего и старшего школьного возраста.

Лидия Гренвилл и не надеялась выйти замуж за представителя лондонской аристократии – кто возьмет в супруги девушку, посвятившую всю свою жизнь написанию приключенческих романов и непростому делу борьбы за спасение лондонских девушек из публичных домов? К тому же у Лидии совсем не оставалось времени на поклонников, ухаживания и прочую романтическую чушь.Однако все изменилось после случайной встречи с Виром Мэллори, герцогом Эйнсвудом, – самым завидным титулованным холостяком и повесой столицы. Вир, привыкший к легким победам, был ошеломлен, встретив резкий отпор, – и чем больше Лидия отдаляется от него, тем настойчивее он охотится за прекрасной гордячкой. Охотится, сам не замечая, как азарт перерастает в подлинную страсть…

Обескураженная неудачными попытками сделать артистическую карьеру, Гвин возвращается в родной городок. Встреча с Алеком, кумиром ее полудетских грез, будит в ней это, как ей казалось, давно угасшее чувство. Она старается подавить его — ведь ей предстоит, собравшись с силами, повторить свой «поход на Бродвей».Алек, добрая душа, вечно кого-то опекает — будь то птица со сломанным крылом или осиротевшая соседская малышка. А ему самому никто не нужен. Его удел — работа, книги, одиночество. Почему же близость Гвин, которую он привык считать младшей сестренкой, так волнует его?..* * *Гвин поссорилась с дедушкой из-за своего желания стать актрисой. Она пока не снискала славы, однако бросать любимую профессию не хочет. И уж тем более не представляет себя в роли хозяйки небольшой гостиницы в провинциальном городке. О браке она тоже не помышляет. Однако…Как он изменился, подумала Гвин, увидев Алека Уэйнрайта. Она вернулась домой — и что же? Вместо долговязого мальчишки, которого она знала с детства, перед ней стоял молодой мужчина — красивый, притягательно-сексуальный, сильный и надежный.Алек уговаривает Гвин задержаться в родном городке. Неужели ее отношение к замужеству начинает меняться? Ей ведь как раз представился шанс проявить себя в театре. А может, она сумеет получить все?

Иоганн Вольфганг Гёте. На него обыкновенно смотрят как на создателя поэтических шедевров и делом жизни считают трагедию «Фауст». Превознося Гёте-поэта, забывают о Гёте-естествоиспытателе, Гёте-философе. Творец «Фауста» и одной из лучших страниц в мировой лирике, как правило, заслоняет создателя гигантского «Учения о цвете» и ученого, открывшего межчелюстную кость у человека. Читатели словно не понимают, что так написать о Фаусте мог только настоящий ученый.Гёте уже при жизни называли «олимпийцем». А в «учениках чародея» числились звезды первой величины последующих поколений.Та трактовка, почему при всей жизнерадостности своей натуры и внешне благоприятных обстоятельствах жизни (может за исключением алкоголизма его сына Августа), Гёте часто пребывал в дурном расположении духа и сухо держался с окружающими, которую дает его биограф Эмиль Людвиг — совершенно неудовлетворительна. Как журналист, Людвиг мог позволить себе быть, порой, поверхностным.Из 3-томной биографии Гёте, написанной Людвигом, до сих пор на русский язык переведена незначительная часть — всего один том. При многих своих недостатках — это увлекательная и не страдающая от зауми книга о незаурядной личности. Нашим издателям надо бы подумать о переиздании в полном объеме этого труда!

Жозе Мария Эса де Кейрош (1845–1900) – всемирно известный классик португальской литературы XIX века. В романе «Преступление падре Амаро» Кейрош изобразил трагические последствия греховной страсти, соединившей священника и его юную чувственную прихожанку. Отец Амаро знакомится с очаровательной юной Амелией, чья религиозность вскоре начинает тонуть во все растущем влечении к новому священнику...

Стефан Цвейг Легенда о сестрах-близнецах В одном южном городе, имени которого я предпочитаю не называть, как-то под вечер, пройдя узким переулком и завернув за угол, я вдруг увидел очень старинное здание с двумя высокими башнями, столь сходными между собой, что в вечерних сумерках одна казалась тенью другой. Это была не церковь и, по-видимому, не дворец древних времен; массивными внушительными стенами здание напоминало монастырь, однако его архитектура носила явно светский характер, хотя назначение его представлялось неясным. Вежливо приподняв шляпу, я обратился к краснощекому мужчине, сидевшему за стаканом янтарного вина на террасе маленького кафе, с просьбой сообщить мне, как называется это здание, которое столь величаво высится над низенькими крышами соседних домов. Мой собеседник удивленно посмотрел на меня, потом улыбнулся тонкой улыбкой и неторопливо заговорил: -- Затрудняюсь дать вам точные сведения. На плане города оно, вероятно, обозначено как-нибудь иначе, мы же называем его, по-старинному, "Дом сестер", потому ли,

Я — Хорошая домашняя «умница».Он — Плохой парень, которому нет дела до кольца у меня на пальце.Я — Варя Данилова, учительница литературы в элитной школе.Он — Даня «Лень» Ленский, мой ученик с «галерки».

Книга первая Кто из моих земляков не учился любовной науке, Тот мою книгу прочти и, научась, полюби. Знанье ведет корабли, направляя и весла и парус, Знанье правит коней, знанью покорен Амур. 5  Автомедонт направлял колесницу послушной вожжою, Тифий стоял у руля на гемонийской корме, — Я же Венерой самой поставлен над нежным Амуром, Я при Амуре моем — Тифий и Автомедонт. Дик младенец Амур, и нрав у него непокладист, 10   Все же младенец — и он, ждущий умелой руки. Звоном лирной струны сын Филиры утишил Ахилла,  Дикий нрав укротив мирным искусством своим: Тот, кто был страшен врагу, кто был страшен порою и другу, Сам, страшась, предстоял перед седым стариком; 15   Тот, чья мощная длань сулила для Гектора гибель, Сам ее подставлял под наказующий жезл. Словно Хирону — Пелид, Амур доверен поэту: Так же богиней рожден, так же душою строптив. Что ж, ведь и пахотный